часть I. МОЕ ОТКРОВЕНИЕ
примитивные люди всегда путают о т к р о в е н н о с т ь с грубостью.

часть II. МОЯ ИСТОРИЯ
... вся история человечества есть непрерывная ч е р е д а упущенных в о з м о ж но с т е й.

♦ БИОГРАФИЯ:

Я когда-нибудь тебя убью. Обязательно. Когда-нибудь, когда буду точно уверен, что это не убьет меня. А захочу ли потом жить? Ты полный дурак и я не лучше раз все еще живу с мыслями, что мы не просто похожие друг на друга два человека. Мы ведь братья. Рожденные в один день, пусть с разницей в какую-то минуту и меня уже даже не злят все эти твои заморочки про мое старшинство и твоя зависть. Просто прими мою сторону. Это ведь так просто.
» Каждый ребенок, ну может и не каждый, но все же мечтает о том, чтобы у него был брат или сестра. Чтобы было над кем издеваться, подшучивать, а может быть наоборот лучшими друзьями. В этом человеке должен был бы заключаться весь мир или ненависть. Для каждого это было бы что-то свое, вот только я был награжден братом не через десять или двадцать лет своей жизни, а сразу же. Брат близнец, счастье для родителей. Такие похожие, такие разные. Вся эта разность и будет тянуть друг к другу. И, кажется, эта же разность и будет порождать все большое нежелание быть друг на друга похожими и внешне. Вся эта разность будет делать слабым и лишать возможности отказаться от силы, что есть во втором, но нет во мне. От терпения, с которым я сжился, как единое целое, как и со своим самоконтролем, в какой бы я ситуации не находился. Это частично не мое. Но это я мог со спокойным лицом сидеть часами в больнице и наблюдать за смертью. Дотрагиваться до нее. Без паники. Это я мог читать книги, поглощая что-то из еды там, где вокруг была суета, что всегда так была мне близка по духу. Я не люблю тишину. Ненавижу ее. Там я могу слышать мысли брата, его сомнения, а это так мне мешает продолжать жить дальше, не думая о моем предательстве. И я с самого детства любил проводить время в больнице. Рядом с матерью. Мне там было легко. Родители надеялись, что так я выбираю свою будущую профессию, ведь военная карьера меня не интересовала. Мне так тяжело кому-то подчиняться и пусть все мое детство прошло под строгим контролем отца. С той дисциплиной, под которой ломаются и пытаются вырваться на свободу. Кажется, именно от этого в армии столько самоубийств. Ведь уйти возможности нет. Да меня особо и не уговаривали, ведь был второй сын, который прекрасно смог бы свои выбором ублажить Окессона – старшего. Я же сам никогда не пойму этого выбора, может, как и злости брата на то, что когда-то я умел брать именно то, что принадлежало ему. Его девушек, с которыми мы знакомились одновременно. Разве была моя вина в том, что я всегда умел вести себя более свободно и раскрепощенно? Разве моя вина в том, что я умею улыбаться чуть чаще, и не боятся этой улыбки? Я уходил от своей замкнутости. Бежал от закрытых дверей, когда меня самого тянуло в одиночество. И это я должен винить брата за то, что когда-то не сумел вовремя окончить школу. Пропустить все выпускные экзамены и в итоге остаться там, куда так не хотелось возвращаться. Все из-за глупой ссоры. Из-за драки, что оказалась чуть серьезней, чем мы с ним только могли предположить в ту секунду, когда сцепились. Когда ударили друг друга. Мы тогда разрушили половину дома, разбив кучу посуды. Ударяя моим лицом по очередной полке, он кричал о том, что я не имел право притрагиваться к его девушке. Я был согласен. Только шкаф, что рухнул на меня, не очень слушал мои оправдания. Именно тогда я казался в больнице в своей жизни в-первый раз в качестве пациента, а не гостя. Это было не так приятно. Как и не было приятно уговаривать брата мне помочь. Нас ведь всегда путали. Какую бы мы одежду не надевали, мы всегда были чем-то целым, даже с едиными родинками на лице. Нужно было лишь согласиться, сдать за меня экзамены, но его категоричность в тот момент, мне так же будет никогда не понять. Ведь я видел, что он испытывает передо мной вину.  А еще, кажется, что тогда я нарушил всю нашу семейную традицию, когда все же сумел получить аттестат об окончании школы и выбрал юридический факультет. Не быть врачом и не быть военным. Не знаю, как в ту же секунду меня не подвергли казни;
» Я всегда был максималистом и никогда не жалел об этой черте своего характера. Отец слишком рано показал, что в этой жизни нужно уметь добиваться всего самостоятельно. Нельзя ждать помощи, даже от того, кому ты можешь верить безоговорочно. И я не знаю, как объяснить то, что самое важное в моей жизни это свобода и независимость. Но только так можно добиться уважения. Только так можно занять место в обществе, где именно ты будешь смотреть с высока, и не жить подчинение. А зависимость хоть от кого-то – это самая большая слабость. Как и отсутствие самостоятельности. И она у меня есть. Вся она заключена именно в моем брате, от которого сколько бы я не старался, я не могу отказаться. Даже не смотря на то, что все наши отношения построены на противоречивости. На ссорах, о которые мы спотыкаемся каждый новый шаг, что делам на встречу друг к другу. Я пытаюсь делать хоть один свободный вдох и найти правильные слова, что сумели объяснить мои чувства к той, что по праву должна была бы стать женой брата. Делаю выдох и понимаю, что нет у меня никаких слов, это просто то чувство, которое я еще никогда не пробовал на вкус и, кажется, что люди его называют «любовью». Я не знал, что оно может быть такое сильное, пока Джеймс не вернулся и не привез с собой Елену. Не познакомил меня с ней, совершая самую большую ошибку в наших с ним жизнях. Уже тогда он должен был держать ее от меня на расстоянии. Зная, что я не смогу остановится, ведь я всегда иду до самого конца. Не умею застревать где-то на середине пути. Не умею довольствоваться крохами. Мне нужно все. Мне нужно видеть конечный результат. И конечный результат в наших с Еленой отношениях было то, что в итоге она изменила Джеймсу со мной. Ошибка. То, что я очень легко признаю и за что умею просить прощения. Пусть я и бываю, жесток, и мои поступки могут быть понятны лишь для меня одного. Пусть, я умею причинять людям боль и иногда делаю это намеренно, играя чувствами и эмоциями, не желая подпускать к своим. И я могу даже сказать, что мне может быть плевать на всю боль, что я причиняю;
» Но вся эта боль, ее я разделял с Джеймсом. Пожалуй, именно поэтому отстранился и сделал все, чтобы он не узнал о той связи, что у нас была с Еленой. Лишь секс. Пусть так. Поэтому я следом за братом привел в дом женщину, пытаясь начать любить его хоть кого-то, кто сумел бы понять меня и не ждать, что я сразу же раскроюсь, став открытой книгой, которую можно будет читать без запинки. Я никогда не был многословен, особенно, если от меня этого и не требуется. И с возрастом все меньше желаю кому-то о себе рассказывать. И мне иногда так сложно принять то или иное решение, поддаться первому импульсу, что я могу долгими днями взвешивать все «за» и «против» и в итоге я чаще всего остаюсь не довольным тем результатом, который могу получить. Не скажу, что любовь к уже моей жене стала сильней, но во мне была искренняя благодарность за детей, которых она мне подарила. Двух двойняшек. В тот самый момент, когда я практически потерял мне самого дорого во всей моей жизни человека. Я ведь был с самого начала против того, чтобы Джеймс уезжал в Ирак. Может, это было лишь моего предчувствие или я внутри самого чувствовал всю злость брата, которая никогда не приводила к чему-то хорошему. Наша с ним импульсивность, что рушила весь мир. Разом. А может, это лишь моя интуиция, что развита у меня и всегда помогает в моей работе. Но я знал, что его я могу больше не увидеть. А если и увижу, кто сказал, что он будет живым? Не знаю, отчего тогда на моих глазах мыли слезы. Стоял ком в горле. От рождения детей, которых я держал на своих руках и не верил, что в этом мире теперь есть частичка меня самого. Или эти слезы были в те моменты, когда я сидел в палате брата и сжимал его руку в своей руке, молясь, чтобы он очнулся. Забывая о том, что я и не знаю никаких молитв. Врачи говорили, что ранение слишком серьезное и даже если он придет в себя, то нет никаких гарантий, что он сумеет вновь жить нашей с ним полноценной жизнью;
» Кажется, что тогда я и отдал ему всю силу. Разделил часть своей жизни на двоих. И научился любить тишину, а шум стал для меня важен лишь в зале суда или в полицейских участках. Стал более сдержанным и замкнутым. Стал более осторожным и расчетливым. Все это было не моим, но всю уверенность, что только хранило мое сердце, я готов был вложить в Джеймса. Я тогда ушел. Не дал ему увидеть себя и запретил говорить врачам, о том, что все дни я сидел возле него рядом. Погрузился в работу. В написание книги. В воспитание своих детей. Стараясь увидеть в своей жене ту, что будет привлекать меня до самой моей смерти. Я взрослел, но в стороне от брата. Пересекаясь с ним лишь по работе. Зля его тем, что вмешиваюсь в его расследования. Рассыпаю его дела, когда нахожу те улики, что становятся неопровержимыми и обвиняемого вынуждены отпускать на свободу. Он не верит, что моя работа может быть чистой, а я и не собираюсь его в этом разубеждать. Я ведь сам вляпываюсь в то, во что никогда не стал бы втягивать брата. Я оградил свою семью. Выстроил вокруг них стену. Создал ту защиту, в которой сам когда-то задыхался в родительском доме. Но во мне с годами проснулось влаственность, холодность и принципиальность. Вижу в себе черты своего отца и нет уже ничего того мягкого, что было когда-то от матери. Во мне столько логики, за которую я всегда хватаюсь и не приемлю никаких домыслов. И пустых обвинений. Так я старался жить, только не помню до какого момента точно. Может до будущего, которое мне предстоит увидеть. Логика рухнет со смертью жены. Детей. С моим враньем брату, когда я не смогу ему сказать то, что увижу. А может, она рухнула еще раньше, когда я пытался обмануть всех, что больше не люблю Елену;

часть IV. СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ
все хотят быть суперменами, а он, кажется, просто хотел быть ч е л о в е к о м.

♦ ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
» у него очень сильная ментальная связь с братом. Когда ранили Джеймса, Леннарт всю боль, что была принесена его брату, практически ощутил на себе. Это его злит, он считает это слабостью, но в какой-то мере в этом и его сила. Ведь благодаря этой связи он знает, что его брат жив, так же как и знает брат, что жив и сам Арт;
  » не любит поцелуев и мало кому дает себя целовать, исключение это лишь близкие люди (мать, жена, дети), так же, если будет возможность, избежит и тактильного контакта, он не брезгует касаться людей, просто не любит чужих прикосновений, как и потных рук;
  » он любит книги, чаще отдает свое предпочтение исторической литературе или же изучает информацию, которая может потребоваться ему в его работе. Коллекционирует наручные часы. Играет в шахматы, они помогают ему отвлечься и успокоиться. Любит холодное молоко и горячий чай. Ненавидит кофе, сам его запах сводит его с ума, поэтому очень редко когда ходит в кофейни или кафе, хотя и отдает предпочтение быстрой еде, пусть дома и ждет его горячий ужин приготовленный женой. Любит классическую одежду, музыку, что помогает думать и старое кино, а если оно еще будет черно-белое, для него это будет лучшим отдыхом, как и отдых с детьми. В них он готов растворятся. Обожает дождь и запах после дождя. Вообще любит запах сырости. Любит запах корицы с яблоками и шоколада, что вполне могут вызвать на его лице блаженную улыбку. Ненавидит, когда люди пытаются казаться лучше, чем есть на самом деле. Не любит ложь и рыбу, и китайскую еду, ванильное мороженное, клубнику;
  » когда нервничает, имеет привычку перебирать между пальцами монетку или ручку, карандаш – это успокаивает, отвлекает. Иногда дергает мочку уха и поправляет манжеты на рубашке или касается своих губ, бровей;
» у него есть свой кодекс в работе, пусть брат его и считает полной скотиной, которая вытаскивает на свободу убийц, но сам Леннарт прежде чем взяться за дело, убеждается, что человек действительно не виновен. Он никогда не станет защищать насильника, а тем более того, кто будет обвинен в издевательстве над детьми. Он верит, что правосудие должно быть равноправным для всех, поэтому может взяться за дело даже без большого гонорара, хотя в последнее время, он и представляет одну из ведущих адвокатских контор страны.

часть V. БУДУЩАЯ ЖИЗНЬ
слишком мало б у д у щ е г о, чтобы кружить вокруг да около.
Я не могу поверить в то, что это сон. Слишком реально. Пистолет перед моей головой и женщина, которую я люблю. Только не пистолет я вижу, а кровь на ее лице. Она пострадала из-за меня. Ей больно. Мне и слов не нужно, чтобы это понять. И сейчас она должна убить меня, чтобы жить дальше? Я кричу ей о том, чтобы она стреляла. Она медлит. А где-то там Джеймс. Он, кажется, хотел помочь. Только теперь мы и правда, видим друг друга в последний раз. Хочу уже услышать выстрел. Все слишком медленно. И какие-то слова, что я толком не могу разобрать, потому что я продолжаю смотреть на Елену. Лучше бы я не знал этого человека. Умирая, я ведь не о чем не хочу сожалеть;